Описание
Как только не называют «Пермь-36» – и музей ГУЛАГа, и политических репрессий, есть даже такое, как музей-заповедник «Пермь -36»!
Отчасти соглашусь с названием, потому что зверью безопасней в заповеднике, где стоят экспонаты, словно безмолвное эхо седой старины и помнят всё: от кирки до лопаты, а расскажем об этом мы. О, почти стих получился!
Расположен музей в 5 км от трассы Пермь-Чусовой, а дальше дикая тайга с горами, поросшими непроходимым лесом, где медведи отмечают свой рост когтями на деревьях и тишина...
Добирались до 36-й по Соликамскому тракту. Не доезжая Чусового свернули по указателю направо, далее прямо до д.Кучино по асфальту (примерно 5 км), мимо не проедете. Координаты музея: 58.263100°, 57.432167°.
Расстояние до музея «Пермь-36» 125 км. Работает: вторник – воскресенье 09:00 – 18:00, понедельник – день тяжёлый, выходной. Экскурсии, как и положено, на строгом режиме чётко по времени: 9:30, 11:30, 14:00, 16:00, самостоятельный осмотр возможен в любое рабочее время музея.
Это бюджетное учреждение. Кто не в курсе, в октябре музей проводит акции с бесплатным посещением лагеря времён сталинизма. Зон в пермском крае из-за его удалённости от центра было много. Наш – единственный в России, который сохранён для истории. А нужна ли нам такая история – вопрос риторический?
Для молодых пытливых студентов очной формы обучения и многодетных семей по средам вход бесплатный! Их ждут выставки и экспозиции, посвященные истории XX века – о людях и событиях периода ВОВ, советских гражданах трудившихся в условиях заключения.
Вот не помню, чтобы нас учеников советской школы возили по зонам с целью развития личностных компетенций развивающих понимание, сочувствие и умение сопереживать. Чтобы люди не попадали в такие лагеря – кружки и секции надо создавать на воле, причём бесплатные, как это было в Советском Союзе!
«Пермь-36» на первый взгляд напоминает пионерский лагерь времён социализма с теми же бараками, хождение строем под песни, большой территорией в окружении лип и берёз, расположен в живописном месте: на берегу небольшой речушки Боярки, правом притоке Чусовой.
Река небольшая, всего-то 19 км., с неспешным течением. Мелкая и прозрачная, в которой наблюдаем вьюнов и белоглазок в водорослях и на дне.
С низкими берегами и глинистыми обрывами, вдоль которых растут вётлы и ивняк. Вдоль берега реки полевые цветы и цветущая луговая клубника. После созревания которой, над этими местами должен стоять густой клубничный аромат, перемежающийся с запахом хвои близлежащего леса.
Над рекой неторопливо летают с гудением жуки-бомбовозы и мухи, слышно стрекотание цикад и щебет Славки-завирушки. С берега открываются красивые сенокосные луга. Где-то дятел с ярко-красной «шапочкой» на голове клювом стучит по стволам деревянным, оспаривая своё первенство у птички с необычной внешностью.
Удод – любимая птица заключённых! Потому что осужденный спрашивает, сколько осталось сидеть не у кукушки и дятла, а у УДОда (УДО - условно досрочное освобождение). Шутка не зашла, да? Мне и самому не очень.
Нарушают сказочную идиллию решётки на окнах и вышки с колючкой вдоль 3-х метрового ограждения запретной зоны да обычные люди с усталыми лицами – сотрудники музея. Не от лучшей жизни, оставшиеся здесь после закрытия зоны в хоромах Бабы-яги.
Меня не покидало стойкое ощущение того, что за нами постоянно кто-то наблюдает, вот прямо от входа и дальше. Оплатили входные билеты по 450 рублей/человека за осмотр 3-х участков (без экскурсии). Можно было взять аудио-гида (150 р.), но заморачиваться не стали – осмотр решили осуществить самостоятельно. Что нового могут рассказать экскурсоводы про недостаток пространства компенсируемый избытком времени – нам рождённым в СССР?
Нам вручили индивидуальные номера на входе, и мы зашли на территорию. Такой же номерок заменял арестанту имя на зоне, и в дальнейшем его называли исключительно по цифровому коду. Не напоминает ИНН, куяр код, нет? Для приверед предусмотрена индивидуальная экскурсия (1500 р.), которою проводит бывший охранник в камуфляже, – теперь, зэка (ой, друзья), прошу – в другую залу! – занудный голос гида возглашал… Стайка молодых экскурсантов потянулась за ним по зоне, а мы пошли своим путём.
За время экскурсии можно узнать, за что присел Рудик Веденеев. А сидел он за коммерцию, хоть и художник. – И чем же он торговал, спросите вы? Суд, самый справедливый в мире он убеждал, что торговал бумажками, а они – государственной тайной! Организаторам музея не стоило делать из узников безвинных страдальцев – моё личное мнение. У нас без дела не сидят в отличие от США, где заключённых по отношению к численности населения самое большое в мире: у нас 525 тысяч, у них 2 миллиона! Ну, и где законы строже спрашивается? Это для тех, кто туризм с эмиграцией путает.
После окончания ВОВ на базе лесозаготовительного участка была организована «ИТК-36», а вместе с ней по соседству возвели ещё пару образцовых объектов с индексом ВС-389/35 и 37 и получился пермский треугольник в котором начали пропадать люди.
В музее широко представлено наследие прошлого, по которому многие ностальгируют, особенно те, кто успел побывать пионером или комсомольцем и насладиться всеми прелестями того замечательного периода.
В память о всеобщем дефиците, в лагере представлена старая мебель, бытовая техника, посуда и текстиль ещё советского производства.
Как ни странно это писать, но в Советском Союзе производили всё: начиная от вилки и ножа до атомного бомбардировщика заканчивая космической станцией!
Вот и мы в рамках путешествия запечатлели некоторые образцы советской промышленности.
Кстати, за отдельные экземпляры из прошлого дизайнеры готовы платить неплохие деньги.
Наш ребёнок не верит, что в Союзе давали бесплатное жилье всем, кто в нём нуждался. Взять хотя бы этот лагерь, но так везло не всем.
В то время лагеря в Молотовской области строили чаще, чем деревни.
Надо было где-то содержать депортированных немцев Крыма и Поволжья. Трудоармейцев, были и такие (формально свободные люди, но трудились под охраной), полицаев и бендеровцев с их хозяевами. Этим сразу выписывали по четвертному билету независимо от тяжести содеянного: кого история не учит – тех наказывает жизнь!
По прибытию арестанты попадали в лагерный ад: окрики охраны, дубинки и кавказские конвойные овчарки. Не хлебом же с солью их встречать? Пересчёты и переклички.
Заборы, КСП (контрольно-следовые полосы), колючка по периметру и проволока с током. Полное отсутствие связи с внешним миром. И вместо воздуха – зловонья духота, а стены барака – все части света!
Для комфорта арестантов сколачивали нары. Сложнее приходилось тем, кто сидел на строгом и усиленном режимах. Кровати у них крепили к стене на световой день и опускались только после отбоя. Спать днём запрещалось. На вопрос «почему» никто не отвечал – порядки такие.
В экскурсионной камере всё так, как было на зоне: труба парового отопления вдоль стены из цементной шубы, стол, табурет, койка, умывальник и сральник.
В двери – окошко: через него передавалась еда, и осуществлялся контроль за заключёнными. Вещи должны были лежать в строгом порядке, иначе – карцер. Деревянные полы, довольно большое окно с решёткой.
Похоже на комнатку в хостеле. 10 лет уединения на полном гос. обеспечении позволяли лучше разобраться, что такое хорошо и что такое плохо, а дальше как пойдёт.
Кормили так себе – среди арестантов не было поваров с мишленовскими звёздами. На обед плохо пахнущая бурда из тухлой солонины. От небольшого куска этой плававшей в супе тухлятины во рту оставалось ощущение кисловатых помоев…
Да разваренный с приправами картофель, который даже не чистили. Ну, а чО? Не на курорт приехали! От скудной пищи у заключённых развивалась цинга (пародонтоз поражает ткани зубов) и они выпадали, поэтому любой укус пищи превращался в глубокий засос.
Нравы в зоне были суровые: за любую провинность сажали в кондей (карцер) иногда без воды и пищи. Вся жизнь подчинялась приказам, строгий распорядок дня и никакого самовольства.
В таких условиях каждый старался выжить, как мог. Вокруг царила опасность: шаг вправо – расстрел, шаг влево – расстрел, прыжок на месте – провокация. Вести себя надо было, как мышка, поэтому каждый выбирал свой способ выживания.
Самый козлячий – стукачество.
Как-то такому радисту набили наколку на теле. – Ну, как-то так, – сказал кольщик и выкинул иглу под лавку. – Вау! Это бомба! Понтово! Файно! Космо! Кавайи! Улётно! – закричали остальные, вольный перевод с немецкого на современный молодёжный.
Дело в том, что в зоне перед этапом всегда устраивают медосмотр. Наколку обнаружили, и как не кричал «казачок засланный» его никто уже не слушал. Увели и больше его о не видели…
Всего-то и была набита группа крови на плече и ноге, чО такого?! Для тех, кто не знает, такие татухи были отличительной особенностью элиты вермахта и тех, кто служил в Ваффен-СС, чтобы врачи без промедления спасали жизнь таким ублюдкам.
Строили такие лагеря как времянки силами зэков – для выполнения лесозаготовок или добычи урановой руды.
У нас на Урале добывали радий, соединения которого крайне токсичны из-за его высокой радиоактивности.
В музее представлена экспозиция посвящённая рудникам и месторождениям урана, который добывали заключённые в Казахстане, Украине в Забайкалье и др. местах.
Стране Советов как воздух был нужен мирный атом, но желательно с топором, потому что тот, кто держит в руках уран, не только держит за горло всю мировую энергетику, но и влияет на рынок ядерного оружия. Это вопрос стратегический!
По окончании работ лагеря переводились на новое месторождение, а брошенные бараки быстро ветшали и догнивали свой век на том месте, где их оставили.
«Пермь -36» – редкое исключение.
До смерти Вождя народов лагерь жил по принципу «чем дальше в лес, тем больше дров» и политических здесь почти не было, контингент состоял из бытовушников, которые валили лес.
После кончины сюда начали «заезжать» чекисты, партийные чиновники и прочие оборотни в погонах и без.
Пока им не организовали «красную зону» в Нижнем Тагиле, где живут строго по уставу – § 1 – надзиратель всегда прав, § 2 несмотря ни на что, надзиратель всё равно прав.
Свято место пусто не бывает, и в пермский треугольник завезли «политиков» и диссидентов.
Колонию переориентировали на содержание оппозиционеров – усилили охрану лагеря, ввели полосатую робу, повесили решётки на окна и бараки стали запирать на ночь.
Контакты с миром ограничили – парой писем в год, рабочий день увеличили до 10 часов.
И от выработки зависело то, чем и как зэки будут питаться.
Охрана к «политическим» относилась с почтением и к некоторым сидельцам надзиратели обращались исключительно на «вы», мотивируя своё отношение, тем, что сегодня он на нарах, а завтра, как Троцкий наркомом станет. Или как Натан Щаранский – министром в Израиле!
К 70-ым из состава вновь прибывших можно с лёгкостью было комплектовать кафедру ВУЗа, потому как через лагерные шарашки (НИИ и КБ тюремного типа) прошли выдающиеся инженеры и конструкторы А. Туполев, С.Королёв, Гальперин (химик-технолог в пороховой области) и др.
Именно в заключении они создавали свои выдающиеся работы. Королёв и Туполев у нас не сидели, а вот Гальперин Давид Израилевич – таки да, сидел. В.Шаламов и автор детских песен М. Танич тоже и многие другие.
В лагере два режима содержания: строгий и усиленный. «Политики» относились к особо опасным, поэтому сидели на усиленном.
Был бы человек, а статья найдётся, так считали и сажали пачками за антисоветскую деятельность или клевету на советский строй. Некоторых певцов добра и вечного спасения сажали в лагеря, чтобы они убивали время, а не души людей.
И вот финал трудов – таёжный пермский край и зоны оцепленья.
«36-ая» считалась образцовой и делилась на «промку» и «жилой сектор», по сути – была тюрьмой.
В одной части жили, в другой работали, о чём свидетельствует восстановленная пилорама на территории.
Перемещение из одной части в другую через КПП с обязательным шмоном на наличие заточек, еды, писем – проверялись все заключенные.
Поэтому за время существования колонии отсюда не было ни одного удачного побега.
Было две попытки – неудачный подкоп и попытка преодолеть заграждение на бензопиле, превращённой в вертолёт.
Для зэков в свободное время доступна библиотека и читальный зал. Популярное чтиво среди сидельцев – книга Достоевского «Преступление и наказание».
У каждого каторжанина тумбочка для личных вещей. Естественно ни замков, ни защёлок, потому что крысятничать здесь не принято, спрашивали за это жёстко.
Хорошее поведение в течение года поощрялось встречами с родственниками и даже длительные свиданки, которые проходили в административном корпусе под неусыпным наблюдением охраны.
Жильё камерного типа на 2, 4 и 6 человек. Окна закрыты «намордниками» – щитами, которые пропускают только боковой свет.
Зэки годами не видят никого, кроме сокамерников и охранников, обязательные принудительные работы и вообще «не дай Бог сюда попасть»…
На работу выводили составом камеры в том же бараке, где собирали утюги с разными узлами регулировки подачи пара Лысьвенского турбогенераторного завода.
Прогулка 30 минут в день в спец бродвее – прогулочном деревянном срубе 2х2 м, обитым железом.
Медпомощь лишь при острой боли: – Доктор, я вот тут трогаю и мне очень больно, что делать?!– не трогать – звучал совет эскулапа!
Спецконтингент состоял в основном из украинцев и прибалтов начавших разворачивать дорожные указатели так, что стало трудно понять, где они, с кем они и куда идут… Да, да и случилось это не в 90-е, а гораздо раньше!
Л. Лукьяненко присел в «Пермь -36» за создание «антисоветской организации» ещё в 1961г., которая ставила целью добиться самоопределения Украины. Странно, что его не расстреляли, как и Б. Гаяускаса – участвовавшего в литовском сопротивлении.
Половину своей никчёмной жизни (35 лет) отсидевшего в лагерях. Про него даже шутка ходила на зоне: – А можно получить свидание с заключённым Гаяускасом? – Он вчера откинулся, зайдите через месяц… Характер имел мерзкий без терпения, чувства меры и умения молчать, за что и был наказан 14-ю ударами отвёрткой от коллег по нарам, но остался жив.
Они распространяли самиздатовскую литературу, которой посвящена отдельная экспозиция в музее. Были участниками УПА и вооружённых формирований «лесных братьев», которые боролись против колхозов, убивая при этом граждан. Кто им дал право? По каким таким этическим нормам убиты 25 000 мирных граждан и только в Литве, не считая загубленных жизней в Латвии и Эстонии?
Что странно: сдавшиеся добровольно освобождались от наказания или получали небольшие сроки? Тех, кого взяли с оружием – наказывали 25-ти летним сроком, а после череды амнистий отпускали на свободу с «чистой» совестью... И всё это благодаря кукурузному гению. С небывалым энтузиазмом и энергией разрушившим страну и её экономику.
Стендами о таких хероях увешаны все стены музея. Ни один из них не сообщает, был ли осужденный замешан в сотрудничестве с оккупационными властями Германии, совершал ли военные преступления и был ли он за это реабилитирован!
Можно иронизировать или ностальгировать по ушедшим временам. Но я вижу, что железный занавес, против которого боролись диссиденты, защищал наш народ от помойки, которая сейчас льётся из каждого утюга, порой на бюджетные деньги!
Мне кажется, что мы заслуживаем чего-то лучшего – полноценного, более прекрасного будущего.
Систему ценностей, привнесённую Западом, пытаются внедрить нам любой ценой. А мы доверчивые – берём советы тех, кто называет дегенерацию сознания прогрессом, а снос наших ориентиров – «западными ценностями»… И от этого становится грустно.
Где они теперь – бескорыстные борцы с коммунистическим режимом? Да их сейчас и никто не вспомнит кроме журналистов «Русской семёрки».
Вместе с ними из истории схлынула и прозападная пена. Но свято место пусто не бывает. Народились новые навальнята и ходоровичи.
Так что Пермь для них так и останется видимо страной обетованной…
